Ведьма упала, дернув рукой. Факел взлетел по дуге, вращаясь, как томагавк, с плеском шлепнулся в болото и сразу погас.
Я выругался. Раненая тварь сучила ногами, обхватив голову, пыталась отползти от пузырника. Вторая подступила к нему с другой стороны и осторожно поглаживала пухлые бока, успокаивая. Из-за угла дома показалась третья, хромая, заспешила к ним.
— Надо еще факел бросить, — сказала Катя.
— Зачем? Теперь они его сразу погасят. А мне даже кинуть в них нечем, чтобы отогнать.
— Ладно, но что они дальше будут делать?
— Вот что! — Я ткнул рукой в окно.
Пузырник почти успокоился. Прозрачное вздутие на осине опало, втянулось обратно. Ведьмы подобрались к морде твари, взялись за концы хоботов и потащили их, разматывая, к углам мастерской.
— Что они делают?
— Я же сказал…
— Хотят запузырить нас. Я слышала. Но что это значит?
Хоботы развернулись — две длинные толстые трубы, сужающиеся на концах, увенчанные хитиновыми наконечниками вроде того, что был на языке бюрера, но гораздо больше. Ластоногие воткнули их в рыхлую землю по углам здания и засеменили назад. Хоботы напряглись, опали, вновь напряглись, как червяки, втягиваясь под землю.
Я отскочил от окна, лихорадочно оглядываясь. Что, если стащить мебель с люка, прыгнуть и попробовать сбежать по другой стороне островка? Наверное, все мутанты собрались здесь… Хотя нет, ведьмы наверняка оставили у лестницы часть карликов. Но ведь другого выхода все равно нет…
— Он раздувается! — крикнула Катя.
Нет, не успеем. Пока будем освобождать люк и спускаться по сломанной лестнице… Бессмысленно — и я вернулся к окну.
Пузырник надувался, толстые отростки шевелились, бугристая шкура разглаживалась по мере того, как через щель-клапан на заднем конце туши внутрь втягивался воздух.
— Осторожно! — крикнул я, широко расставляя ноги и пригибаясь. — Присядь!
В этот миг пузырник выдохнул.
Пол качнулся, мы упали под окном, обхватив друг друга. Облако трухи слетело с потолка. Здание накренилось, угрожающе скрипя, — и стена обвалилась. Волна шипения поднялась снизу, запахло тухлыми яйцами и гнилой водой. Сквозь круглую решетку я увидел, как в полузатопленном зале первого этажа вспухают огромные пузыри, взрываются болотным газом.
Земля в центре островка ходила волнами, мастерская стала похожа на лодку, попавшую в шторм. Гора мебели рассыпалась, что-то с грохотом упало в дальнем конце чердака. Перевернувшись на бок, я увидел, как вдоль балки над головой бежит трещина. Балка прогнулась и лопнула, одна половина рухнула на нас. Схватив Катю, я откатился. Доски брызнули щепками, когда заостренный конец клюнул в пол там, где мы только что лежали. Обломок балки соединил пол с крышей.
Последние газовые пузыри вырывались из земли, мастерская качалась уже не так сильно, и я крикнул:
— Наверх, а то завалит!
Вспрыгнув на наклонную часть балки, я побежал к пролому в крыше, волоча девчонку за собой. Когда оказались снаружи, она потеряла равновесие — пришлось лечь на краю, обхватить ее и прижать к себе.
Короткого взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: мастерская вот-вот развалится. Одна стена исчезла, часть крыши обвалилась, пол чердака накренился. Середина острова просела, значит, ведьмам повезло, и хоботы пузырника не просто взбаламутили болотные недра, но достигли подземной каверны, полной газа.
Катя наконец забралась на крышу, я отпустил ее. Сжимая язык бюрера, привстал и сказал:
— По-моему, пузырник может повторить это два или три раза подряд.
Мутант опять раздувался. Второго газового взрыва мастерская точно не выдержит — уже сейчас она едва стояла. Забравшись на конек, я выпрямился и повернулся кругом. Катя ухватилась за меня, встала рядом. Поколебавшись, обхватила за поясницу и прижалась к плечу.
— Опять Алекс? — спросил я, придерживая ее за плечи.
— Чего?
— Я снова Алекс, не наемник?
Бюреры внизу неистовствовали, носились вокруг здания, высоко подпрыгивая, чирикая, как стая психованных воробьев, — готовились наброситься, как только мастерская рассыплется. Ведьмы стояли по бокам от раздувшегося пузырника, обратив к нам мертвые лица.
— Ты не потеряла тесак? — спросил я. Увидел ржавый обломок в ее руке и кивнул. — Хотя бы постараемся перед смертью убить как можно больше их.
Катя повернулась ко мне, заглянула в глаза.
— Алекс, я хотела оказать… Короче, ты не… — начала она и тут пузырник взорвался.
Во все стороны разлетелась слизь и лиловые ошметки. На край островка из тумана выступили несколько человек, впереди всех шли здоровяк с бритым бугристым черепом и Марат.
— Припять! — сказал Нешик. — Это же Припять.
Мы с Алексом одновременно остановились. Идущий впереди Болотник сказал:
— Это не Припять, другая река. Называется Быстрянкой, начинается от Припяти и дальше впадает в Грязевое озеро. Там граница Северного Могильника.
— Ну, так нам немного осталось! — обрадовался Нешик. — Значит, отсюда можем дойти напрямик по степи, а можем еще дальше к востоку — и по реке плыть. Плот какой сделать и плыть.
Давно перевалило за полдень. По левую руку от нас раскинулась степь, границей ей служила едва различимая в синей дымке гряда холмов. Лес тянулся справа, далеко впереди был берег реки.
Мы тяжело дышали, Катю и Нешика шатало, Хохолок сопел, как носорог, а у Кирилла открылась рана. По-прежнему бодрыми казались лишь Болотник и синхроны.